— Вы хотите... — голос воина срывается.
— Мы вложим её душу в сталь клинка, от которого ты примешь смерть.
— Нет... Вы не можете... Вы не должны ТАК с ней поступать! — даже не крик, а стон.
— Такова цена, которую заплатите вы оба. Ты можешь отказаться и оставить всё, как есть.
— Но тогда она... умрёт?
— Разумеется.
Долгих раздумий не было. Тёмные глаза сверкнули в последний раз и потухли.
— Делайте, что должно...
— Нет, это неправильно! Это жестоко! Не смейте!
— Ты о чём? — муть, клубящаяся перед глазами, лениво исчезает, позволяя увидеть обеспокоенное лицо Мэя.
— Я?... Почему ты здесь? И зачем...
— Я пришёл сказать тебе «до свидания». Забыл? И что ты шептал?
— Шептал? — а мне-то казалось, кричу во весь голос.
— Да. Просил кого-то «не сметь». Тебе что-то привиделось?
— Можно сказать и так. Я... сколько времени прошло?
— Времени? Да нисколько!
— Нисколько... — куда, в какой из потайных карманов Времени упало моё сознание? И как сумело вернуться? — Наверное... Нет, всё в порядке.
— Точно? — лиловые глаза мне не верят. Ни капельки.
— В порядке, в порядке! Я просто устал. Плохо спал прошлой ночью, вот и...
— А по-моему, ты врёшь. Но, пожалуй, не буду просить ни о чём рассказывать, — делает уступку эльф. — Кажется, тебе нужно побыть одному?
— Да. Нужно. Извини, что выставляю тебя из дома...
— И вовсе не выставляешь! Я сам ухожу. Но! — многозначительно поднятый вверх палец. — Ты дал Обещание. И я прослежу, чтобы оно исполнилось!
Мэй как никогда торжественен и трогателен в своём стремлении... Каком? Осчастливить меня, конечно же. Уж что-что, а эту дурацкую тягу, сияющую в чужом взгляде, я всегда смогу распознать. Потому что сам болен той же болезнью. И тяжело болен: хочу, чтобы все вокруг были... нет, не такими же счастливыми, как я, а гораздо счастливее. Хочу и добиваюсь этого. Всеми доступными способами.
— До встречи! — приказал эльф, закрывая за собой дверь.
— До встречи, — шепнул я схлопнувшимся створкам.
Так вот что за Джерона имела в виду тогда Мин...
Он был таким же, как я?
«Таким же... НЕ ТАКИМ ЖЕ... Не принимай близко к сердцу...» — получаю совет от своей подружки. Совет мудрый, спору нет. Однако настало время выяснения деталей, а не слепого следования чужим наставлениям.
Прости, не могу.
«Чего не можешь?...»
Не принимать. Уже принял, и ближе, чем собирался. Он был таким же?
«Ты знаешь ответ...»
Да, знаю. Я оказался не просто сторонним наблюдателем картинки, явленной из глубины веков. Я не присутствовал там, я... Не понимаю, что произошло. Не подберу слов описать свои ощущения. Как одновременно можно находиться внутри и снаружи? Как?
«Не снаружи и не внутри по отдельности... Везде... В каждой точке пересечения Пространства и Времени...» — поясняет Мантия.
В каждой точке? Но это значит...
«Просто — воспоминание...»
Воспоминание? Я не могу помнить то, чего со мной не происходило!
«Можешь... Память — самое причудливое из свойств Мироздания, особенно если принадлежит всему миру, а не одной из его брызг...»
Брызг? Так ты именуешь Созданий?
«Именно так... Брызги, осколки, искры, вздохи... Как будет угодно... И каждое из этих имён истинно...»
Мне нет дела до твоих философских измышлений! Я жду ответа.
«Да-а-а-а?... Но разве ты задал вопрос?...» — ехидное удивление.
Задал. И ты снова убежала от необходимости отвечать. Самым наглым образом. Хорошо, спрошу о другом. Он... умер?
«Умер... На следующее утро после того, как Мин обрела вечную жизнь... И... всё произошло предписанным образом...»
Но почему?
«Почему — что?...» — лёгкая досада в голосе.
Почему он так быстро согласился?
«Видишь ли.... Иногда смерть становится самым желанным Выходом из Лабиринта... Ему повезло: он хотел умереть, и его воля была исполнена...»
Повезло?! Принять смерть от руки... Тьфу, от клинка, ради которого всё и затевалось? Да, везение просто невероятное!
«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным...»
Приговор? За какие же преступления?
«Это не важно...» — отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по рёбрам.
Скажи мне, драгоценная... В словах эльфа была правда?
«Каких словах?...» — деловитое уточнение.
О неразделённой любви и всяком таком. Была?
«Ты сам мог бы понять... Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий... Красивую историю, ставшую легендой... А на деле всё было гораздо проще... И гораздо печальнее...»
Расскажи!
«Ну что с тобой поделать?...» — усталый вздох. — «Они должны были выполнить приказ — и выполнили... Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать... Девочка была не Единственной, но именно ей довелось стать Последней... Последней каплей надежды, покинувшей Его сердце... Он умирал вместе с ними — с каждым из них... Умирал и вынужден был снова открывать глаза... Но всё-таки Его сил хватило на то, чтобы не дать улететь Её душе... А может, Она сама страстно желала остаться, и Его участия в случившемся чуде не так уж много... Неважно...»
А что насчёт любви?
«Любовь...» — горький смешок. — «Её не было...»