Вернуться и вернуть - Страница 121

121

Движение. Справа. На самой границе зрения. Поворачиваюсь. Или мне кажется, или... Одна из плит пола вздрогнула. Нет, такого быть не может. Анруд поглощает и любые колебания, буде таковые возникнут. Значит...

Это не плита. Это лужица.

Маленькое озерцо посреди комнаты. Такое же чёрное, как и всё вокруг. Чёрное, блестящее и... живое.

Делаю шаг и отчётливо вижу, как по маслянисто-текучей поверхности пробегает рябь. От ветра? Если бы!

Ещё шаг. Новый всплеск ряби, от краёв к центру. Любопытно.

Приближение на третий шаг заставляет меня озадаченно остановиться, потому что лужица начинает стекать, но не вниз, а... Тонкими струйками поднимаясь вверх, словно кто-то поменял местами пол и потолок. Течёт медленно, почти нехотя, застывая на уровне чуть выше моего роста. Одна струйка, другая. Десяток. Дюжина. Целый частокол струй. Очень похоже на струны арфы, вот только между чем и чем они натянуты?

И тут «струны» начинают ощетиниваться сотнями тонких волосков, которые, сплетаясь друг с другом, и от этого становясь всё толще и толще, постепенно заполняют собой все прорехи, ещё остававшиеся между струями. Не проходит и вдоха, как передо мной возникает сияющая прямоугольная поверхность. Да, в самом деле, похоже на зеркало. Зеркало, отлитое из «лунного серебра», но серебра, просыпавшегося не из шкатулки Ка-Йи, белой, самой младшей и самой снисходительной из лун. Нет, это серебро принадлежит старшенькой. Черноглазой Ка-Йен, «Возмутительнице спокойствия».

«Лунное серебро». Живой металл. Любопытно, что его «живость» только в малой части объясняется магией. В очень малой части, определяющей текучесть. То есть, чем сильнее магически «загрязнён» этот металл, тем он больше похож на воду. В моём случае — если вспомнить, как лениво лужица прорастала струйками — имеется нечто, сходное по густоте с маслом. Или даже с мёдом. Следовательно, магии в Зеркале практически нет, и для меня это плюс: стало быть, свои обязанности «серебро» выполнит, так сказать, невзирая на лица. Но беда в том, что в блестящей поверхности вообще ничего не отражается!

Я подошёл почти вплотную. Так близко, что самый верхний слой Зеркала начал «замерзать» и осыпаться вниз крупинками металлического инея. Но этой близости явно недостаточно, либо...

Нет, не хочу верить.

Не хочу. Так не должно быть. Не должно. Не...

Нет!

Открытие, вспышкой ослепившее рассудок, заставило на миг задохнуться. Задохнуться от простоты и ясности происходящего.

Можно было и не смотреть в Зеркало. А впрочем, надо было взглянуть. Взглянуть, чтобы раз и навсегда попрощаться с иллюзиями относительно себя самого. Тем более что... Ничего и нет.

Где-то в верхней части живота родился смех. Нетерпеливыми толчками проложил дорогу наверх, оказавшись подозрительно похожим по ощущениям на приступ тошноты. Вот только горло мгновенно пересохло, и каждая смешинка, выбирающаяся наружу, напоминала собой горсть песка. Очень горячего песка. Песка пустыни. Песка пустоты.

Раньше я считал, что плакать — больно. Глупец! Смеяться — вот настоящая пытка. Особенно смеяться вместо того, чтобы лить слёзы. Честное слово, лучше бы зарыдал. Но как быть, если эта солёная влага отказывается течь? Напрочь отказывается, предоставляя хохоту резать грудь на куски...

Как всё просто! Почему я раньше не подумал? Да, именно из трусости. Из страха откинуть полог и рассмотреть душу, лежащую на смертном одре. Что ж, страх помог мне протянуть несколько лишних лет, спасибо ему за это. Он заслужил благодарность. Но теперь... Теперь я скажу: «Прощай!» Мне, и в самом деле, пора прощаться. Но сначала нужно простить.

Простить тех, кто терпел меня рядом с собой всё это время. Кланяюсь до пола вам, господа! У меня не хватило бы мужества раз за разом общаться с... пустым местом.

Меня попросту нет. Зеркало Сути являет взгляду вопрошающего единственно возможный ответ. Суть не может быть сложной и многогранной, нет. Она всегда проста и понятна, мы лишь обременяем её ненужными украшениями, расцвечиваем всеми попадающимися под руку красками, обряжаем в тяжёлые и неудобные одежды... Зря. Потому что однажды она предстанет перед нами без всего лишнего. Такая, какая есть. И узрев её, мы содрогнёмся. Нет, не от ужаса. От того, что умерла последняя надежда.

Фрэлл, и дышать-то стало трудно!... Рву застёжку воротника, и пуговицы испуганными искрами рассыпаются по сторонам. Но легче не становится. Наверное, надо прекращать смеяться...

Столько времени потратить на получение знаний, на поиск цели, в конце концов, и для чего? Чтобы узнать, что ты — пустое место? Где же тут справедливость, боги? Вам-то хорошо: смотрите сверху и посмеиваетесь над взрослым дурачком, который пытался научиться мечтать. Посмеиваетесь, да? Что ж, пользуйтесь случаем — когда ещё такой представится? Но смеяться и вам, и мне недолго. Очень недолго.

Ещё раз всматриваюсь в Зеркало. Блестящая поверхность остаётся девственно чистой. Что и следовало ожидать. Путь окончен. Да и начинался ли он? Пожалуй, нет. Мне, действительно, пора. Но напоследок...

Как было написано в одной из книг, попавшейся мне на глаза во времена туманной юности? «Удар рождается в сердце, взращивается умом и направляется телом — только так он достигает намеченной цели». Кажется, я наконец-то понял истинный смысл этих слов...

Пальцы правой руки сжимаются в кулак. По всем правилам, плотно, большой палец сбоку.

Цель? Я должен разбить Зеркало, потому что другого варианта нет. Хоть Слепая Пряха и утверждала, что Три Стороны можно соединить в одну, она и представить себе не могла, что соединять нечего. А может, прекрасно представляла и просто туманила мой разум. Зачем? Так, на всякий случай.

121